Фанфик "Десять лет спустя"

[karasuno]

Здравствуйте, друзья по фендому. Хотела бы поделиться с вами своим новым фф. Заранее благодарю за внимание)
Название: Десять лет спустя
Автор: Anri Kohaku
Фэндом: Haikyuu!
Пэйринг или персонажи: Нишиноя/Азумане
Рейтинг: PG-13
Жанры: Повседневность, AU в каноне
Размер: Мини, 1337 слов
Описание: Десять лет спустя они встретились снова.

Приятного прочтения)

Город говорил с ним хоровым рыком автомобилей, хлюпаньем полуснега и голосом Френка Синатры, который желал всем прохожим счастливого Рождества из динамиков у входа в магазин. Нишиноя вбивал мелодию в асфальт носком ботинка. Несколько минут назад он выскочил на улицу и только тогда вызвал такси, предпочитая наглотаться холода, чем еще порции трепли шефа и торгаша Усикавы. Обоим за сорок, нет семьи, зато есть примета, что в Рождество заключаются самые удачные сделки. После всех формальностей они заказали еще десерт, а Нишиноя солгал, что его ждут дома.

Такси притормозило на стоянке, и он запрыгнул на заднее сиденье раньше, чем водитель успел выйти. Салон переполняло сухое тепло и свет единственной лампочки. Автомобиль мягко развернулся, выплыл с площадки, присоединяясь к остальным на дороге. Нишиноя задел взглядом затылок водителя и уставился на свои руки. Как-то щекотно заворочалось под ребрами беспокойство, которое бывает в преддверии долгожданных событий, можно даже подумать, что это праздничное настроение соизволило посетить и его тоже. Он, словно со стороны, заметил, что почти перестал дышать, и расстегнул куртку, чтобы стянуть галстук. Тот с годами казался все более удушливым, и успел врасти так глубоко, что продолжал мучить фантомной болью.

– Можно открыть окно? – спросил Нишиноя, чуть подавшись вперед.

Водитель кашлянул что-то одобрительное в ответ.

Ветер оставил холодный отпечаток на щеке. Дышалось. Нишиноя мял в пальцах скользкую ткань и позволял той самой невнятной щекотке дразнить его.

Бывает, начинаешь думать о чем-то и не можешь точно сказать, какая цепочка привела тебя в это место. Воспоминания без явной причины 25м кадром мелькают в зазорах между видами настоящего.

Когда он бросался за мячом, тело врезалось в толщу воздуха, и тогда будто не он двигался вперёд, а порыв ветра против него. Ностальгия по школьным дням захаживала в гости все реже и как-то поспешно, не давала осмотреться вдоволь. Сегодня выдался редкий день.

Он смотрел на проносящиеся мимо пятна света, а видел сетку и спортивную площадку, как взаправду слышал скрип подошв. "Отличный приём". "Удачный пас". "Влево! Сюда!".

Средняя школа, старшая. Глядя с расстояния в десять лет, казалось, что вся его жизнь тогда крутилась вокруг волейбола. Его цель, удовольствие, друзья – всё там. Из товарищей по команде дольше всего он поддерживал связь с Асахи. При очень оптимистичном подходе можно сказать, что эта связь ещё цела. Пусть они не разговаривали несколько лет, не виделись ещё больше, однако Нишиноя верил, что, вернувшись в родной город, легко отыщет там здоровяка Азумане. После многолетней тиши и неизвестности, что сказал бы Асахи, глядя на него? "Оу, ну, кто бы мог подумать, ты стал серьёзным человеком. Нет-нет, очень здорово, просто не ожидал" – воображение передразнивало незабытую манеру речи. Или что-то в таком же духе, запинаясь (потому что Асахи отвратительно врал и ни за что не научился бы), чтобы не обидеть. Вместо правды – не по тебе этот костюм, Ноя. И жизнь такая. Ты теперь такой же, как все. Даже эта прядь надо лбом, которая раньше дерзко выделялась и бесила учителей, теперь едва светлее обычного цвета волос, запросто можно сослаться на неровное освещение.

Он стал трусливей, тише, правильней. Смехота. Хуже всего, что под парадной коркой ещё подросток, которому скучно и не хватает...

– Грьяааааааааа! Отличная подача!

Крик сам вырвался из груди, так стремительно, что здравый смысл мог только охнуть. Хотя Нишиноя не специализировался на подачах, он с лёгкостью преодолел блок полуопущенного окна и закинул галстук в размытое пространство, проносящееся мимо со скоростью 60 километров в час. Возможно, атаку остановило лобовое стекло автомобиля позади. Нишиноя вжался в сиденье, обескураженной собственной вспышкой. Было и неловко, и до странного весело, будто его недурно встряхнули, и всё, что залежалось на дне, вскинулось одним смерчем – плохое, хорошее, всё разом. Из зеркала заднего вида на него отрывками поглядывали глаза водителя. На дорогу, снова на него.

– Ноя, это ты? – сказал водитель голосом давнего друга.

Нишиноя подскочил и вцепился руками в подголовник пассажирского сиденья, взглядом – в таксиста. Тот старался не отвлекаться от работы, пока не притормозил на светофоре. Он повернулся. Губы сложились в кривую линию, будто решал ещё улыбаться ли, или оставаться серьёзным.

– Ах ты! – только и смог сказать Нишиноя и уселся обратно.

Он не успел рассмотреть лицо Асахи, только глаза, но воображение дорисовывало по старым эскизам, и хоть ты провались, даже если будет смотреть в упор, другого не увидит.

У его дома они оба выскочили из машины и замерли друг напротив друга. Ничего иного для первой встречи предложить не получалось. Свет фар красил фигуры градиентом. Асахи носил униформу, длинные волосы в хвосте и скосившуюся осанку. Все это ему шло. Нишиноя забыл даже думать о том, какое впечатление производит сам, пока Асахи не напомнил.

– Этот костюм… Ноя, ты в нем шикарный.

И даже не заикался.
***
Они условились, что Асахи вернется сюда после смены – через пару часов. У каждого за душой были годы невысказанных слов, и один вечер впереди, чтобы познакомиться заново.

Обрывок звонка, за дверью он, в своей обычной одежде, почти такой, как носил после уроков, когда они вместе шли пинать мяч в парке или бродили по торговому центру. Неловкость, какая часто возникает после долгого расставания, оттого что не знаешь, с чего бы начать, полностью сдалась под натиском обыкновенной радости. Нишиноя с улыбкой пригласил заходить.

– Я вхожу, – вежливо сказал Асахи, переступая порог.

Он принес пак из шести банок пива, – «Надеюсь, пьешь такое?». Рабочая машина осталась на базе, в метро, к счастью, пропускали и в состоянии легкого опьянения.

Асахи разулся, и прошел в одну из двух комнат. Небольшая гостиная вмещала больше вещей, чем можно от нее ожидать. Стол по-дружески делили папки с бумагами и коробки от дисков, между которыми пристроились разносортные мелочи. Они же занимали полки, шкафчики, а местами и пол. Сам Нишиноя не считал, что развел беспорядок, выходящий за рамки, отпущенные холостяцкому жилищу.
Он бросил диванные подушки на пол, натаскал из кухни закусок, и наконец сел напротив Асахи, в который раз оглядывая его с головы до ног. Тот отвечал не меньшим вниманием.

– Извини, мне показалось, – произнес он. – Я подумал, ты больше не красишь прядь.

– Ааа, это, – Нишиноя ухмыльнулся с небрежностью. – Не показалось. Только что сделал.

Он провел рукой по мокрым волосам, зачесывая челку назад. На самом деле, ему хотелось, чтобы Асахи заметил, и теперь переполняла невзрослая гордость. Придя домой, он решил, и ни что бы на свете не заставило его передумать, вернуть свой отличительный знак. Будто вместе со старым другом обязано вернуться что-то еще из прошлого. Опрометчивые выходки, ночи без сна, тайны, написанные на лице.
***
Время исчислялось опустевшими банками и оттенком черного за окном. В горле уже першило от разговоров, а еще так многое жалило язык. Вспомнилось, что сегодня Рождество, без елки и праздничного стола, однако с теплом кого-то родного, как полагалось. В школьные годы они оба сбегали из дома, чтобы в праздник делать то, что по-настоящему по душе.

Молчание подкралось кошачьим шагом, развалилось между ними двумя, не помешав. Так молчишь, когда есть, что сказать. Нишиноя перебирал фразы, вертел их и клал на место, пока не отыскал ту самую, стоящую.

– Ты мне нравился.

Ноя не был пьян. Напротив, чувства навели резкость, позволяли быть частью здесь, частью – в десятилетних далях, а все что между – увяло небылицей.

– Это давно было, – ответил Асахи.

Если бы его слова обрели видимую форму, то устлали бы стены и потолок, прошили бы воздух басовыми векторами, но только осторонь и не касаясь мыслей Нишинои. Тот продолжал, уставившись в отверстие на пивной банке.

– Я хотел идти рядом с тобой. Понимаешь... Это как, – его речь скатилась обратно в тишину. – Ты нравился мне!

– Наверное, понимаю. Правда столько времени...

– Ты вообще не поменялся, – Нишиноя вскинул взгляд.

Он был зол за то, что приходилось говорить такой путаницей. Банка хрустнула в пальцах, но не в его.

– Прости, это, – Асахи закрыл рот.

Нишиноя будет злиться за то, что он сейчас тоже наговорит как с разорванного и впопыхах собранного обратно листа. Банка хрустнула снова, довершив симфонию из скрипа секундной стрелки и сирены автомобиля под окном.

– Ты мне тоже нравишься, – одним духом выдал Асахи.

Лист со сценарием собрался все-таки правильно. В кои-то веки, подумал Нишиноя и рассмеялся.

Они говорили всю ночь, пока закрывалось метро, пока река уходила в отлив, пока по глазам бил свет давно погибших звёзд. Новая встреча виделась обязательной, существующей в их судьбе, как существует солнце в каждом утреннем небе. Что-то придется еще вспоминать, но еще больше можно создать сызнова и постараться, – каждый дал себе слово, не признаваясь вслух, – не отпустить слишком надолго.